Шлейф от первой любви
Предлагаем вашему вниманию воспоминание о своей первой любви известного юкагирского писателя, ученого Г.Н. Курилова – Улуро Адо.
Шлейф от первой любви
Люблю бродить я мысленно вокруг поляны,
Где ровно пять часов в волнении сильном ждал
девчушку из далекой заполярной Яны
с глазами, притягательными как мечта.
О, как томилось, помню, сердце в ожидании
ее – милей, которой не было тогда!
Но не пришла она – с намеком! – на свидание,
сразив мои надежды наповал.
Вот так я потерял любовь весною ранней
десятки лет тому назад, но все равно
люблю ходить туда, бродить по той поляне,
в минуты грусти на душе, как заводной.
Ходил туда, когда бродила ностальгия
по той поляне милой, сердцу памятной,
ходил туда, когда терял я дорогие
минуты жизни, вдохновенной, неземной.
Ходил, узнав, что милая, хоть запоздало
звала меня, ждала до старости седой,
а я храню в душе седой, как лунь, усталой
тепло приятное – любви далекой той.
И будто бы замуж долго не выходила
кого-то ожидая, как бы не спеша, –
а может в музыку так преданно влюбилась?! –
но муж, прожив три года с ней к другой сбежал.
Мне больно слушать это! Будто б там меня так бросила безжалостно, моя жена!
2022 г.
Это стихотворение «Шлейф от первой любви» является обновленным вариантом стихотворения «Помню, П.О.М.», которое было написано в 2006 году в поселке Черский, после съезда юкагиров.
Помню, П.О.М.*
Люблю бродить я мысленно вокруг поляны,
Где я, волнуясь сильно, ждал ровно в пять часов
девчушку из далекой заполярной Яны
с глазами привлекательными как мечта.
О, как томилось, помню, сердце в ожидании
ее, — милей, которой не было тогда!
Но не пришла она – с намеком! – на свидание,
сразив мои надежды наповал.
Вот так я потерял любовь весною ранней
лет пятьдесят тому назад, но все равно
люблю ходить туда, бродить по той поляне,
в минуты грусти, как заводной.
Быть может, так я убегаю от активных
словес детей, порой, безжалостных, весьма,
А может, так меня уводит ностальгия
по тем певучим дням, уснувшим навсегда?
А может, это та девчушка запоздало
зовет меня, старушкой став седой?
Не знаю, но во мне еще осталось
любви далекой той приятное тепло.
2006 г.
П.О.М.* – Портнягина Ольга Михайловна.
В этих двух стихотворениях общим является то, что они написаны на основе одной реальной жизненной истории.
Тогда, в 1956 году я учился на третьем курсе педагогического училища в Чурапче. И мне только исполнилось восемнадцать лет. Я был влюблен и пригласил девушку на свидание. А перед тем, как идти на встречу с моей любимой, я и мои друзья – Володя Слепцов из Томпо и Валентин Степанов из Амги, скинулись деньгами и купили мне наручные часы марки «Маяк», которые я тогда надел. Мы выбрали место, где можно было бы устроить свидание – поляну на стороне колхоза им. Ворошилова. В том лесу мы с Володей Слепцовым каждое лето подрабатывали – рубили деревья и распиливали их на чурки. Вот, около этого леса, в сторону здания педучилища и нашего интерната-общежития, находилась та поляна с березовой рощей.
Почтальонша, которая отнесла Ольге мою записку с приглашением на свидание, сказала мне:
– Что ты! Там мальчики наши ей писали. Илья Макаров, комсомольский секретарь, тоже Ольге писал!
Его почтальоншей была Нинка Данилова, землячка и родственница Ольги. Еще и Ганя Говоров, главный красавец курса, тоже посылал записку через знакомую девушку. А я отправил свое приглашение через Дусю Батюшкину, мою землячку, с которой учились с пятого класса и вместе закончили седьмой класс.
– Так что по сравнению с теми ребятами, вы кто? Курильщики, еще и пьете. И запах у вас бывает. Кому из девушек понравятся такие ребята? – сказала она.
Да, действительно, нас было трое товарищей, выделявшихся тем, что были заядлыми курильщиками. На березовую поляну мы особенно часто ходили весной и осенью после занятий. Ходили туда втроем и вместе выпивали болгарское вино. Так что, были мы не на хорошем счету у девушек и это могло быть основанием тому, что Ольга не пришла тогда на мое свидание.
Если говорить о самой Ольге, то она была очень активной, участвовала во всех праздниках. Вместе с Нинкой Даниловой пели русские песни. Одну песню я хорошо запомнил.
Рябина, рябинушка…
Сердцу подскажи…
Ольга иногда показывала и балетные номера. Тогда в Чурапче спорт и художественная самодеятельность были слабо развиты, поэтому с ней хотели дружить многие парни, к тому же она была очень симпатичной девушкой.
Для меня было большим ударом то, что она не пришла на свидание. После этого я подумал, действительно, мы делаем плохо, что много курим и выпиваем. И я перестал с тех пор обращать внимание на девушек.
В то время у нас произошли поворотные события в училище. Летом 1956 г. педучилище закрыли, поэтому 4-й курс мы учились в Якутске. Я увлекся спортом, стал штангистом-разрядником, ходил на спортивную гимнастику, тоже получил разряд, занимался национальными прыжками куобах. Тренировал меня Валерий Пантелеймонович Кочнев, известный в республике человек. Через год после окончания педучилища я поступил в Герценовский пединститут и там продолжил увлеченно заниматься спортом, вольной борьбой. Так что, в Ленинграде я был спортивно окрепшим, не курил и не пил. На девушек я тогда особо не обращал внимание. Правда, с первого курса меня несколько раз приглашала в театр на балет – сначала «Щелкунчик», потом «Лебединое озеро» моя однокурсница, селькупка Ринка Рыболова. А в летнем лагере северян каждую субботу и воскресенье мы вместе танцевали. Поэтому о нас думали, как о паре. Более того, у меня есть стихи об этих отношениях.
Ностальгия
Октябрине Рыболовой
Вон дымка ввысь струится за рекой крутой,
то, исчезая, то преображаясь вновь,
как память об ушедшей юности и той,
любви моей, угаснувшей давно.
Струится, еле издавая тонкий вой!
И все же, долетает до меня она,
пронзая сердце острой болью и тоской,
по тем давно, промчавшимся годам.
О, если б ты, из своего издалека
смогла прийти сюда и лицезреть теперь,
как дымка та струится по моим щекам
беззвучным ручейком печали по тебе!
Но нет! Былое не вернешь уже в наш мир –
оно ушло навеки в мир иной.
Лишь память возвращает нам его на миг,
когда у нас на сердце очень тяжело.
Перевод автора, 1965 г.
Мой сосед по комнате в общежитии Иван Портнягин с Усть-Яны, наверное, рассказал о моих изменениях Ольге, которая работала учительницей музыки в Верхоянске. Что я учусь, не пью, не курю, скоро стану мастером спорта. И вот, на третьем курсе пединститута я получил неожиданное письмо от Ольги. У меня вновь вспыхнуло чувство любви, мы начали переписываться. Эта переписка длилась год, пока в моей жизни не произошли заметные изменения. Я познакомился с одной девушкой и полюбил ее, мы стали жить вместе в ее квартире. Майя была сиротой, ее отец был политрук, он погиб в годы войны, мать работала комендантом Васильевского острова, во время блокады она умерла от голода. Майя и ее брат Борис выросли в детдоме.
Мы с Ольгой перестали переписываться. Я написал ей: «Не знаю, как тебе написать об этом… Мое сердце завоевала одна девушка-ленинградка. Мы хотим создать семью здесь, в Ленинграде». Ольга, конечно, написала в ответ сердитое письмо.
Спустя какое-то время, я стал работать в Якутске. Оставил семью в Ленинграде и уехал в Якутию, чтобы зарабатывать. В Ленинграде невозможно было работать по моей специальности – учителем, в научные учреждения не брали даже лаборантом. Майя не работала, выйдя за меня замуж. Я переехал в Якутск, работал в ИЯЛИ (Институт языка, литературы и истории, Прим.ред.).
В конце 1960-х гг. я загорелся идеей организовать и собрать общество любителей и почитателей шаманизма. Эта идея меня притягивала тем, что мой отец и дедушки были шаманами. Так, я составил список шаманов, писал их биографии, где и кем они работали. В основном, они были людьми в возрасте из верхоянских, колымских, вилюйских районов. Я сделал устав и хотел подать в Минюст на утверждение. Но перед этим, решил посоветоваться, правильно ли я делаю. Обратился к народному поэту Якутии Ивану Михайловичу Гоголеву – Кындылу. Пошел к нему домой и сказал о своих планах, что хочу организовать.
Когда он услышал о моих намерениях, воскликнул:
– Ты что, Ганя! Страшное дело чуть не натворил! Ты не знаешь, что ли? Если два шамана встречаются, то они потом друг другу начинают делать порчу. А ты собрал где-то двадцать три человека. Это опасное дело. Извинись перед этими людьми и скажи, что Минюст этот устав не пропустило. Лучше занимайся поэзией.
После этого разговора мы выпили бутылку пшеничной водки, и я пошел на остановку у Глазной больницы. А там, на улице Лермонтова, где были двухэтажные дома вдоль улицы, я иногда заходил к Михаилу Данилову – младшему брату Нинки Даниловой, которая была почтальоншей Ильи Макарова, комсомольского лидера. Я увидел, что в одиннадцать часов вечера в его окне горит свет. Я поднялся, дверь была не заперта, зашел, поздоровался. Смотрю, посередине комнаты около пустого стола стоит Миша, такой тревожный, испуганный, а перед ним ходит взад-вперед человек в форме летчика. Когда тот человек обернулся, я увидел, что его лицо было обезображено. И в это время слева из-за ширмы вышла Ольга, одетая в верхнюю одежду. Она воскликнула:
– О, Ганя! Здорово!
Я спросил:
– Что ты здесь делаешь?
Она ответила, что опоздала на свой автобус и не знает, где провести ночь и, наверное, вернется на автовокзал.
– У меня свободно – сказал я.
– Аа, ну тогда пойдем к тебе – ответила она.
И мы вышли из той квартиры. В тот вечер я так и не поговорил с Мишей.
Рано утром Ольга пошла на автовокзал. Я дал ей адрес на Малом проспекте в Ленинграде, чтобы она писала и отправляла письма туда до востребования. Она написала несколько писем. Жене письма не показывал, выбрасывал их в урну на улице. В одном письме она писала, что за ней стал ухаживать один мужчина. Она спросила: ждать ли ей меня? Я ответил, что не могу бросить троих сыновей, и написал: «Поступай так, как тебе подскажет сердце, а вдруг, это будет твое счастье».
В Якутске я узнал, что Ольга стала Ярковой. Они жили в Покровске. Их брак продлился недолго. Потом мне рассказала однокурсница родом из Саккырырского района, что Ярков через год ушел от Ольги к молодой девушке и она с трудом его вернула. Но потом муж Ольги умер, спустя три года после заключения брака. С тех пор я ее уже не встречал, мы только созванивались. Она работала учителем музыки в Верхоянске, потом в Качикатцах. Вот так осталась в моей памяти Ольга, к которой я написал строки:
А, может, это та девчушка запоздало
зовет меня, старушкой став седой?
Не знаю, но во мне еще осталось
любви далекой той приятное тепло.
Это стихотворение 2006 года, как памятник об Ольге – моей первой любви, которую, к сожалению, мне не удалось скрепить. Только, может быть, потому что она в 1956 году не пришла на свидание. Ольга так и не родила, она усыновила мальчика и воспитала его. Я помню, какие возлагал на нее большие надежды, видел в ней мать моих будущих детей, которые могли бы увеличить численность юкагиров.
2022 г.